Смех дракона - Страница 10

Из ненависти? Нет.

Ненависть – удел слабых.

Просто Око Митры должно вернуться домой, во владения Матери.

Не оглядываясь, мальчик решительно направился прочь от входа в Шаннуран. Чтобы выжить, ему нужны вода, еда и крыша над головой. Сын Черной Вдовы был уверен, что найдет все это еще до рассвета.

Принц тварей

Рекой кровавой плыл корабль-дракон,
По берегам – рычащие берлоги.
Я заходил в чугунные чертоги,
Я знал объятья змеехвостых жен.
Теперь же – осеклись во тьму дороги,
И я лучом рассвета озарен.

Ночь мальчик провел в лесу, умостившись в развилке могучего дуба. Обидно было бы, чудом сбежав из подземелий Шаннурана, тут же стать добычей волков! «Главное – не упасть», – думал он, устраиваясь поудобней. Шершавая кора, впитавшая за день тепло солнца, была на ощупь куда приятнее влажного камня темницы. Мысли путались от усталости, веки слипались, и очень скоро Краш провалился в забытье.

Во сне его завертел водоворот событий минувшего дня. Каменные кишки лабиринтов, свет фонаря в руке Вульма, колдун с зашитыми губами; оживает статуя демона, пальцы сжимают рукоять кинжала, в лицо брызжет горячая кровь а'шури… Сквозь хаос видений в сон полз вкрадчивый, настойчивый шепот: «Око Митры… верни!.. возвращайся-а-а…»

Порождение бездны, реликт давно минувших эпох – Черная Вдова не желала отпускать приемного сына.

Он проснулся среди ночи. Дернулся, едва не свалившись с дерева, судорожно вцепился в толстый сук. Сердце колотилось в груди как бешеное. Крашу казалось, что стук его слышен на лиги вокруг. В чаще ухнул филин, в ответ издалека долетел рев неведомого хищника. Мальчик представил себе рысь, от которой не спасет ненадежное убежище. Лоб покрылся холодной испариной. Краш весь дрожал, и виной тому была не ночная прохлада.

Лес, погруженный во мрак, жил своей жизнью. Шептались деревья под ветром; звериная мелюзга шуршала внизу, торопливо перебегая от одного эфемерного укрытия к другому. Время от времени до Краша доносилось хлопанье крыльев, пронзительный крик птицы, и опять, заставляя дрожать от страха, – далекий рев хищника. Рядом, обвивая ветку, заструилась чешуйчатая лента. Краш замер, не дыша. Древесные змеи ядовиты, укусят – не протянешь и двух дюжин вдохов. Змея тоже замерла, уставясь на пришельца немигающим холодным взглядом. Потом стрельнула раздвоенным язычком и тихо скользнула прочь.

Краш перевел дух.

«Мне нечего бояться! – убеждал он себя. – Я остался жив в недрах Шаннурана! Я видел тварей, от которых в страхе бежали бы лучшие бойцы! Я пил млечный сок Черной Вдовы. У меня есть кинжал, которым я убил взрослого а'шури! Что мне жалкая плешивая рысь?»

Несмотря на все доводы, дрожь не унималась. Уши ловили каждый звук, каждый шорох. В конце концов он задремал, но сон его был чуток, и Краш не раз просыпался, хватаясь за кинжал. С первыми лучами солнца, разбитый и хмурый, он, до крови ободрав колени, сполз с дерева и побрел куда глаза глядят.

Глаза глядели на север. Надо найти Вульма, который оставил его умирать. Найти, убить и забрать Око Митры. Вульм – северянин, сразу видно. Значит, его следует искать на севере. О том, что ребенку не справиться с умелым воином, Краш не задумывался. Как и о том, что бродяга Вульм мог направиться куда угодно. Ах да, Краш ведь собирался найти могущественного волшебника и напроситься к нему в ученики – чтобы победить Вульма колдовством. Хорошая идея, жаль от нее отказываться. На севере есть волшебники? Должны быть! Он вполне может вести поиски Вульма и подходящего волшебника одновременно.

Краш приободрился. Лес поредел, впереди возник крутой берег реки. По краю берега вилась укатанная дорога. Пробившись меж деревьями, лучи восходящего солнца больно резали глаза. У подарка Черной Вдовы – «темного зрения» – имелась обратная сторона. Выйти из леса Краш не спешил. Сень вязов и грабов хоть как-то спасала от слепящего света.

Есть хотелось все сильнее.

Тут ему повезло: отчаянно моргая, плача от рези под веками, он сослепу угодил прямиком в цепкие объятия ежевики. Колючки – это, конечно, зря, но спелые, иссиня-черные ягоды… Когда Краш выбрался из зарослей, весь перемазанный сладким соком, солнце уже припекало. При помощи кинжала мальчик соорудил пояс из лыка и берестяной туесок, куда сложил оброненные Вульмом драгоценности: два крупных рубина и золотую цепочку. Привесив туесок к поясу, он спустился к реке. Утолил жажду, умылся; смыл с клинка следы крови.

Сунув кинжал за пояс, Краш решил, что имеет вполне независимый и даже воинственный вид.

* * *

До трактира он добрался к вечеру, когда солнце коснулось снежной вершины Герагаса, короля западных гор. В животе урчало. Саднили сбитые ноги. «Надо обувку раздобыть», – в сотый раз твердил себе Краш. Но сначала – ужин! Золотая цепочка лучше денег. Хватит на ночлег, еду в дорогу, на замечательные мягкие сапоги из оленьей кожи, какие были у отца…

От воспоминания об отце заныло в груди. Отец погиб, защищая семью. Погиб без смысла и толку – их все равно схватили. Краш будет умнее. Он выжил в плену, а теперь выживет и подавно! Кстати, рубины стоит приберечь.

Пригодятся.

Дверь приземистого, похожего на жабу строения, сложенного из толстенных бревен, была гостеприимно распахнута – в первую очередь, чтобы выветривался чад. Крыша из теса поросла мхом, напоминая небритую щеку старца. Над трубой курился дымок. У коновязи жевали сено две лошади. Казалось, трактир стоит здесь испокон веков, от сотворения мира.

Тайком охая, Краш заковылял ко входу.