Смех дракона - Страница 31

– Ты не хочешь, чтобы мальчик стал скороходом? – жмурясь, как сытый кот, спросил Махмуд. – Почему?

Далеко за пределами Равии знали про страсть султана к скороходам. О нет, это была не та постыдная страсть, когда мужчины уединяются на ложе, но могучее стремление к собирательству бегунов в своей, как выражался Махмуд, «конюшне». Желания скороходов исполнялись быстрее, чем прихоти любимых жен. Их жалованье было предметом зависти. Дом за счет казны, одежда за счет казны; личные врачи, массажисты, повара… На состязаниях считалось пустым делом выходить против «Махмудовых жеребцов». Кое-кто из окрестных правителей лелеял надежду переманить скорохода у владыки Равии, но дело неизменно заканчивалось провалом. А тот несчастный, кто один из всех согласился оставить благодетеля, польстившись на титул, кончил так плохо, что о его судьбе даже в харчевнях старались говорить шепотом.

Жестокость Махмуда не уступала его щедрости.

– Карши – мой ученик, – повторил Симон. – Он хочет стать магом.

Новая порция ячменя упала в воду. Султан размышлял. Взвешивал «за» и «против». Поведение мага можно счесть дерзостью и отказать. С другой стороны, одним скороходом меньше, а такой человек, как Остихарос Пламенный, когда он тебе обязан…

И все же – одним скороходом меньше…

– Я не могу вернуть твоего ученика, – наконец сказал Махмуд, светлея лицом. Царственное «мы» исчезло, что говорило о душевном спокойствии и благожелательности владыки. – Он у Открывающих Пути, а не в моем дворце. Но я могу написать послание Открывающим, где уведомлю, что я отказываюсь от этого скорохода. Если жрецы все же рискнут проявить скрытый талант ребенка, они вольны будут продать его кому угодно, но не мне. Впрочем, сидящих на престолах уведомят от моего имени, что Махмуд Менгерид отказался от этого бегуна. И значит, продать его станет сложнее во сто крат.

– Милость владыки безмерна, – Симон склонил голову.

– Не торопись благодарить. Я откажусь от мальчика, но забирать его у Открывающих тебе придется самостоятельно. Кроме этого…

Султан дружески прикоснулся к каменной руке мага.

– Ты должен нам одного скорохода, Симон. В течение года.

– Я сделаю это.

– Хорошо. Так как насчет пира? Газан распорядится…

В бассейне, безразличные к людским заботам, пировали карпы.

Циклопические террасы, будто ступени исполинской лестницы, взбирались к вершине горы – округлой, подозрительно правильной формы. Древний зиккурат? Храм мифической цивилизации гигантов, сгинувшей во тьме веков? Память о нечеловеческих существах, что некогда населяли Землю и, если верить преданиям, доселе спят в глубинах вод, ожидая своего часа?

Ни маги, ни мудрецы не дали бы ответа на этот вопрос.

Гранит террас, в прошлом голых, как ребра скелета, давно занесло песком и глиной. На них проросли самые неприхотливые травы. Умирая, травы удобряли собой почву, превращая ее в плодородный перегной, куда странник-ветер приносил семена уже иных растений. Сейчас террасы были покрыты темными зарослями можжевельника и ядовитого олеандра. Казалось, гора справила себе шапку из зеленого каракуля и надолго задумалась: идет ли ей обнова?

Лишь в одном месте узкая щель рассекала тело горы – от подножья до самой вершины. Солнечный свет не достигал дна расщелины. Издалека она виделась черным провалом в преисподнюю. Однако, если идти по дороге, ведущей из Равии в портовый город Тирмингу, то, встав напротив «спуска в ад», легко было убедиться: впечатление – обманчиво.

Похожая на след от лихого сабельного удара, вблизи расщелина представала в ином виде. Она имела не менее пятнадцати шагов в ширину. Края ее, а точнее сказать, стены были идеально ровными. И наконец, на дне обнаруживалась старательно вырубленная в камне лестница вполне человеческих пропорций, ведущая к вершине.

Что находилось там, наверху, снизу было не разглядеть.

Сейчас по лестнице поднимался высокий, худой как жердь старик в бархатной мантии – лиловой с золотом. Голову старика венчала остроконечная шляпа. Он уверенно взбирался по ступеням, преодолев уже половину пути. Витой посох, в чьем навершии плясала алая вьюга, дробно стучал по камню. Ветер рискнул поиграть с седой бородой странника, но у него ничего не вышло. Борода, тщательно расчесанная и уложенная прядь к пряди, степенно колыхалась в такт шагам, не отзываясь на заигрывания ветра.

Достигнув площадки, венчавшей лестницу, старик ни на миг не задержался, а сразу направился к темной арке. Вход стерегли изваяния: женщина с головой кобры и мужчина с головой носорога. У подножия статуй замерли два живых стража. На вид – люди; только одна более всего походила на змею, готовую к броску, а другой мощью телосложения вполне мог поспорить со статуей-двойником.

Старик остановился, не дойдя до стражей трех шагов.

– Я – Симон Остихарос. Я хочу видеть Верховного.

Тихий голос мага втянулся в арку и эхом загулял в недрах горы. Ответ пришел через две дюжины ударов сердца:

– Впустите его, – повелела гора.

И следом, подчеркнуто вежливым тоном:

– Войди, Пламенный. Тебя ждут.

– Благодарю.

Стражи не пошевелились, когда Симон, миновав их, вступил под мрачную сень гранитных сводов. Просторный зал встретил гостя гулкой пустотой. На стенах горели факелы, освещая двенадцать барельефов, шедших по кругу. Мясник, могучий, как титан, занес топор над тушей быка. Лучник с изумрудом, сверкающим в правой глазнице, натянул тетиву. Танцовщица была похожа на пожар, мечущийся над городом. Каменщик напоминал шестирукого божка. Табунщик врос в лошадь, став частью животного. Наложница, воин, ювелир…