Смех дракона - Страница 92

Куда дальше?!

Критики из числа читающих фантастику тоже есть. Но у них иная беда – невладение «инструментарием». В основном резюме определяется по принципу «нравится – не нравится». Вот и приходится бремя критики фантастики возлагать на самих фантастов… Негатив, без сомнения, должен быть выявлен. Но, с другой стороны, тут-то и начинается амбивалентная жизнь литературы. Для кого негатив, а для кого, наоборот, сильная сторона.

О достоинствах мы и поговорим.

Бальзак сказал: «За мужеством критики должно следовать мужество похвалы». Как легко можно видеть, у критиков фантастики мужество похвалы отсутствует. Восполним этот пробел и поговорим на тему: есть ли за что хвалить ее, матушку. Особенно в сравнении с тем, что сейчас, условно говоря, называется «современной прозой» или мейнстримом. Для любителей гладиаторских боев – мы не намерены противопоставлять одно другому. Глупо, а главное, бесперспективно стравливать принципы, приемы и направления. Мы хотим поговорить о том, за что можно хвалить всю фантастику как направление литературы, а не отдельно взятых авторов, нравящихся нам или вам.

1. Чернуха

Что есть чернуха? Трагедия? – нет. Драма? – ничуть не бывало. Проблемность, страдание, болезненность и острота темы – да ни разу. Чернуха – изображение свинцовых мерзостей жизни как единственного способа существования белковых тел в природе. Жизнь отвратительна, и сколько ни барахтайся, будет только хуже. Это БЕЗЫСХОДНОСТЬ. Если человек борется с судьбой, безысходности нет. Наоборот, мы видим величие человека. Говорят, что авторы хеппи-эндов носят розовые очки. Может быть. Но черно-серые очки ничуть не лучше.

Чернуха – порождение недавних времен. Возьмем классическую литературу XIX – начала XX века. Трагедии есть, драмы в ассортименте. Гибель героев? Не без того. Крушение надежд? Встречается, и нередко. Но беспросветная унылая грязь бессмысленного бытия от горизонта до горизонта – практически никогда! Приблизимся к нашему времени – Василь Быков, Распутин, Астафьев, Шукшин. Список при желании можете продолжить сами. В повести «А зори здесь тихие» все девушки-зенитчицы погибают. Но они остановили врага, и старшина Васков в финале кричит немцам, превращая повесть в высокую, величественную трагедию:

...

«Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!..»

Когда же ты началась, чернуха?

А началась она относительно недавно. В пятидесятые годы ее не было. В то время даже тяжелые, суровые книги имели парус на горизонте. Если герои гибли, то гибли не зря. Всегда оставался выбор, шанс и надежда на лучшее. Вспомните знаменитую мысль Ремарка: жизнь всегда заканчивается одним и тем же, и не важно, как человек умер – главное, как жил. Начался «чернушный бум» в семидесятые, когда интеллигенция, поверив в идеалы XX съезда, став «шестидесятниками», вдруг поняла, что ничего не получилось. Утопия не состоится, Великое Кольцо не возникнет. Началось стратегическое отступление на запасные позиции – знаменитые кухни; надевание «брони», внутренняя и внешняя эмиграция – своего рода общее отчаяние. Интересы стал мелкими, цели недостижимыми. Эти настроения затронули значительную часть тех, кто определяет и формирует общественные ценности. Изменился взгляд на мир: хорошо уже не будет. Более того, если тебе хорошо, значит, с тобой что-то не так.

Оптимизм был предан анафеме.

Были ли сходные настроения в русской литературе? Были. После революции 1905 года, которая тоже возбудила надежды, а закончилась кровавым хаосом и террором. Культура сразу выступила под общим девизом: «Хорошего не будет». Наша чернушность еще более отчаянная. Сто лет назад горько шутили: «Пришла проблема пола, румяная Фефела, и ржет навеселе». Сейчас не осталось сил даже на «румяную Фефелу». Господствует черное удовлетворение: произошло нечто плохое? – ага, вот оно!

Эпоха надежд конца 80-х была слишком коротка. 90-е – еще одно разочарование. Сформировалась убийственная точка зрения – жизнь, описываемая в литературе, плоха изначально, и кто бы что бы ни делал, в любом случае это не приведет к добру. Великая формула Пелевина: «Сила ночи, сила дня – одинакова…»

Имеется ли в фантастике чернуха? Да, но в очень малых количествах. Умело или нет, ловко или неуклюже, но фантастика восстает против чернухи. Находится место и любви, и дружбе, и победам; противостоянию судьбе и обстоятельствам. Герой фантастики (мы сейчас говорим не о качестве текста, а о принципах; если угодно, о мировоззрении) – СОПРОТИВЛЯЕТСЯ! Не плывет, как известная субстанция в проруби. И если погибает, то чаще всего не напрасно.

Фантастика инстинктивно, как живой организм, противостоит тотальному пессимизму. Фантастика противопоставляет «безнадеге», как это ни затерто звучит, активную жизненную позицию. Ты хотя бы попытайся, говорит фантастика. Помните, герой Николсона в фильме «Полет над гнездом кукушки» говорит обитателям психушки: «Я хотя бы попытался…»

В фантастике осталось созидание. Причем во всех масштабах – от постройки домика до построения новой вселенной. Между прочим, в этом и заключается особенность человека: он создан по образу и подобию Творца. В одной из бесед с Борисом Натановичем Стругацким прозвучала мысль: «Почему человек пишет фантастику? – Да потому, что у него есть потребность творить миры. Не имея возможности создавать их материально, он создает их в своем воображении и заражает этим других». Восхваление процессов гниения и распада – уход от природы человека. В этом смысле старенький профессор из научно-фантастического рассказа, изобретающий генератор чудес, куда ближе к природе человека, чем ноющие, плачущие и умирающие в страшных корчах квазигерои. В своих лучших произведениях фантасты продолжают творить и создавать, не поддаваясь смертному греху уныния. И – случается, что не без успеха! – пытаются заразить этой тягой к творчеству и созиданию своего читателя.