Смех дракона - Страница 70

Пророк

Моя звезда загорается там, где столько звезд, что они – темнота,
Моя тропа начинается там, где ни земли, ни небес – ни черта,
Моя судьба строит всех по местам, как адмирал на мостике флагмана,
Мой взгляд пронизывает до костей, и в костях нет мозга – одна суета.
Моя строка длинна, как бессмертье, легион лошадиных сил в строке,
Мой аист в небе, мой колос в хлебе, моя синица спит в кулаке,
И мой кулак разбивает горы, которые стоят на чужом месте,
А мой удар поднимает мертвых, и те бредут без гробов, налегке.
Внемлите мне, ибо я глаголю, а что глаголю – какая вам разница, да,
Оденьте меня, ведь король голый, и вот вам грудь, а вот вам задница, да.
Воздвигните мне монумент на склоне, чтоб долго падал и красиво разбился,
И отмените время – чушь-понедельник, среда-чушь и чушь-пятница, да.
О братья и сестры, дяди и тети, тещи и тести, и кто еще есть на земле –
Мне выпал жребий считать песчинки, сечь море плетью, быть искрой в золе,
А значит, нечего махать руками, как ветряки в предчувствии бури,
И значит, необходимо строиться и маршировать навеселе.
Кого вы знаете, кто был бы подобен такому, как я, а не такому, как вы?
Кому вы доверите последний волос с вашей лысой, смешной головы?
Кем вы гордитесь, когда он умер, и презираете, пока он меж вами?
Спросите у бури и ветра, спросите у дня и травы.

* * *

Если могут понять неправильно,
Значит, точно поймут неправильно,
Стопроцентно поймут неправильно,
Прямо в «яблочко» не туда.
Коль не могут понять неправильно,
Все равно ведь поймут неправильно,
И внесут на руках неправедно
В зал суда.
Я кричу: «Почему – неправильно?»
День кричу: «Как же так – неправильно?»
Два кричу: «Что же вы – неправильно?!»
А на третий смеюсь: пускай!
Понимают ведь – пусть неправильно,
Что-то думают – пусть неправильно,
Что-то чувствуют… Да и правильно –
Это как?

Зимнее утро

Флейта и фортепиано.
За окном царит зима.
Из небесного кармана
Сыплется седая манна.
Флейта. В этот раз – сама.
Послевкусие мелодий,
Терпкий и густой пассаж.
За окном, как Карл Коллоди,
Бродит ворон по колоде,
Черен ворон, бел пейзаж.
Он в священники не хочет,
Он желает, чтоб роман,
Чтоб с восторгом каждый кочет
Щелкал клювом и пророчил
Славы полны закрома.
Что ты бродишь, черный ворон,
Что пятнаешь белый снег?
Эхо глупых разговоров
Лезет в память наглым вором,
Не забыться и во сне.
Флейта – я, как эта птица,
Фортепьяно – да, и я…
Ни забыться, ни влюбиться,
Горькой водки не напиться.
Не пригубить сладкий яд.
Дышит воздух ностальгией,
Строем клавиши бегут.
Ветви тополя нагие,
Словно корабли аргивян
На троянском берегу.
Скоро, скоро, ах, как скоро
Стихнет флейты робкий звук,
Улетит бродяга-ворон,
Снег растает под забором,
Вскроет жухлую траву,
Ту, что летом зеленела,
Ту, что осенью спала,
Ту, что дождалась, сумела –
В тишине белее мела,
В белоснежных куполах.
То ли поздно, то ли рано,
То ли солнце, то ли тьма…
Привкус дзенского коана.
Флейта и фортепиано.
За окном молчит зима.

Старая песня

…но как в старой песне,
Спина к спине
Мы стояли – и ваших нет!

Наяву ли, во сне, не в моей стране,
Трезвый или пьяней вина,
Только помню, что дрался спиной к спине,
Это помню – к спине спина.
С маху зубы считал воровской шпане,
Каждый выдох – не рвись, струна!
Мы держались, упрямцы, спина к спине
И не знали, где чья спина.
Два нелепых бойца на чужой войне,
На арене, на поле, на
Переломе сил, когда мочи нет,
А пощада и не нужна.
Хруст костей – так хрустит наливной ранет,
Взмах руки – так идет волна,
Ни имен, ни лиц – так спиной к спине
Образуют крепость, стена к стене,
И бессмысленны имена.
Я не помню, чем кончился этот бой,
Я не помню, кто – под, кто – над,
Я не помню, с кем дрался – с самим собой?
Я запомнил одно: спина.
Пусть кромешен ад, и спасенья нет,
Пусть не светит ни нам, ни им,
Но как в старой песне,
Спина к спине
Мы стоим. Мы еще стоим.

За чертой

Они уходят, великие,
Они остаются ликами,
На стеклах оконных бликами,
Аккордом, мазками, книгами –
Но телом уже не здесь.
Мы их провожаем, малые,
Становятся дочки мамами,
Рассветы дымят туманами,
Качается медный маятник…
Мы – есть. Да, конечно, – есть.
Мы в ночь уплываем с койками,
Мы пьем, если плохо, горькую,
Мы лет проживаем сколько-то,
Мы сумрак считаем днем,
Строкою, мазком, нелепостью
Мы прах воздвигаем крепостью,
Врачуем усталость дерзостью,
Бичуем огонь огнем.
А нам говорят: «Вы – малые,
Ничтожества вы карманные,
И ваши апрели – маями,
А ваш самолет – трамвай!»
Не споря, мы соглашаемся,
На прения не решаемся,
Окраиной жизни шастаем,
Все просим: «Не убивай!»
Все молим судьбу: «Пожалуйста,
Еще на денек нам жар оставь,
Иначе потом не жалуйся,
Когда мы сдадим ключи, –
Ведь там, за чертою синею,
Мы, слабые, станем сильными,
Безликие, станем именем,
Безмолвные, прозвучим».
Вот – вам оставаться малыми,
Вот – мучиться вам кошмарами,
Вот – вам становиться магами,
Бессонниц поводырем,
Но блики стекла оконного,
Но топот отряда конного,
Но холод лица знакомого…
Мы это не заберем.

Шестистишия

Искуситель

В берете с пером петушьим,
При шпаге и при плаще,
Его предпочтенья – души,
Не ваши, а вообще.
Налей-ка мне миску щей!
Не жирных, а вообще…

Свобода

Шаркаю по листьям не спеша,
Ни гроша в кармане, ни гроша,
Ни копейки за моей душою –
Нищая, свободная душа.
Клены и акации пусты,
Мы сегодня с осенью «на ты».